«Огни зажигались вечерние,
Выл ветер и дождик мочил,
Когда из Полтавской губернии
Я в город столичный входил.В руках была палка предлинная,
Котомка пустая на ней,
На плечах шубенка овчинная,
В кармане пятнадцать грошей.Ни денег, ни званья, ни племени,
Мал ростом и с виду смешон,
Да сорок лет минуло времени —
В кармане моем миллион!И сам я теперь благоденствую,
И счастье вокруг себя лью:
Я нравы людей совершенствую,
Полезный пример подаю...»
Балладу «Секрет» Николай Алексеевич Некрасов написал в 1851 году. Поэту было 30 лет, из жуткой нищеты он уже выбрался, но стабильного процветания ещё не достиг. «Секрет» — это исповедь умирающего старика, много лет назад совершившего преступление, чтобы разбогатеть. На первый взгляд, эта история — чистый вымысел, и к жизни поэта никакого отношения не имеет. И всё-таки «миллион в кармане» был для Некрасова чем-то очень личным — целью, смыслом, вызовом и даже «демоном» по хлёсткому приговору Фёдора Достоевского.
Иван Крамской. Портрет поэта Николая Алексеевича Некрасова. 1877
Ради того, чтобы выбиться в люди и реализовать свой литературный талант, Николаю Алексеевичу Некрасову пришлось вытерпеть в юности много лишений. Позже он вспоминал о начале 1840-х годов:
«Это было самое горькое время. Ровно три года я чувствовал себя каждый день голодным. Не раз доходило до того, что я отправлялся в один ресторан, где дозволялось читать газеты, даже если ничего и не спросил для себя. Возьмешь, бывало, газету, а сам пододвинешь к себе тарелку с хлебом и ешь».
Даже лютой зимой поэт ходил в тонком пальто. Ночевал, где придется. «Я дал себе слово не умереть на чердаке. Нет, — думал я, — будет и тех, которые погибли прежде меня, — я пробьюсь во что бы то ни стало. Лучше по Владимирке, чем околевать беспомощным, забытым всеми. Господи, сколько я работал. Уму непостижимо, сколько я работал: не преувеличу, если скажу, что в несколько лет исполнил до 200 листков журнальной работы!»
Эту «аннибалову клятву» Некрасова Достоевский позже истолковал следующим образом:
«Миллион — вот демон Некрасова... демон, который осилил, и человек остался на месте и никуда не пошел. Этот демон присосался еще к сердцу ребенка, ребенка пятнадцати лет, очутившегося на петербургской мостовой, почти бежавшего от отца... Тогда-то и начались, быть может, мечтания Некрасова, может быть, и сложились тогда же на улице стихи: в кармане моем — миллион! (из поэмы „Секрет“)».
Как бы то ни было, свой миллион Николай Алексеевич заработал, однако не только и не столько литературным трудом.
Первая книжка стихов «Мечты и звуки», которую Некрасов выпустил в начале 40-х годов на собственные сбережения оказалось провальной. Сборник откровенно подражательных, незрелых романтических баллад Некрасов предварительно показал В.А. Жуковскому, который смог выделить в нём только два стихотворения — не гениальных, но «приличных». Всё что мог посоветовать Жуковский рвущемуся к славе молодому поэту — это скрыться за псевдонимом. Некрасов воспользовался советом и книжка вышла с инициалами «Н.Н.».
Главный критик той эпохи Белинский дебютный сборник разгромил. Книга не имела успеха и совершенно не раскупалась. Подобно Гоголю, чей дебют тоже был провальным, Некрасов скупил множество экземпляров вышедшей книги и уничтожил их.
Гораздо успешнее оказался первый издательский опыт. Изданные им «Физиология Петербурга» и «Петербургский сборник» отлично раскупались. В 1848 году вместе с И.И Панаевым Некрасов выкупил убыточный «Современник», и сделал его прогрессивным и модным изданием, собрав блестящую команду авторов. В «Современнике» печатаются Белинский, Чернышевский, Добролюбов, Тургенев, Гончаров, Герцен, Александр Островский.
Но хотя журнал «Современник» и приносил неплохой доход, большие деньги пришли к поэту с другой стороны. Некрасов был азартным и удачливым игроком. Ежегодно он откладывал для игры до 20 000 рублей, а выигрыши его достигали до 100 000.
Однажды, после бурной ночи, его лакей поднял под столом, заваленным серебром и ассигнациями, около 3000 рублей. Некрасов только отмахнулся — мол, возьми эту мелочь себе.
Карточная игра и охота были наследственными страстями семьи Некрасовых: они играли широко и проигрывали много, начиная с прадеда Николая Алексеевича — Якова Ивановича. Алексей Сергеевич, когда рассказывал своему сыну Николаю, будущему поэту, славную родословную, резюмировал:
«Предки наши были богаты. Прапрадед ваш проиграл семь тысяч душ, прадед — две, дед (мой отец) — одну, я — ничего, потому что нечего было проигрывать, но в карточки поиграть тоже люблю».
И только Николаю Алексеевичу удалось переломить судьбу. Он не проигрывал. Более того, игрой ему удалось вернуть свое родовое имение Грещнево.
Н. А. Некрасов, 1865 год
Во время игры Некрасов сохранял хладнокровие и трезвый ум. Он заверял: «В чем другом у меня не хватает характера, а в картах я стоик! Не проиграюсь! Но теперь я играю с людьми, у которых нет длинных ногтей».
Последнее замечание было вызвано следующим поучительным случаем. Однажды у поэта обедал беллетрист Афанасьев-Чужбинский, который славился своими ухоженными длинными ногтями. Сели играть, и Николая Алексеевич против обыкновения сильно проигрался. Проверяя карты после игры, хозяин обнаружил, что все они помечены острым ногтем. С тех пор Некрасов никогда не играл с людьми, имеющими длинные ногти.
Николай Алексеевич выработал свой кодекс игры:
— никогда не испытывать судьбу;
— если в одной игре не везет, нужно переходить на другую;
— расчетливого, умного игрока надо брать измором;
— перед игрой надо посмотреть партнеру в глаза: если он взгляда не выдержит, игра ваша, но если выдержит, то больше тысячи не ставить;
— играть только на деньги, которые отложены заранее, именно для игры.
Благодаря тому, что через его руки проходили крупные суммы, Николай Алексеевич подкупал цензоров, с которыми был близко знаком по Английскому клубу. Сев с ними за карточный стол, он или намеренно проигрывал, причем в «острой игре», или приглашал цензора играть «в доле», то есть разделить будущий выигрыш.
Конечно, он не предлагал играть в доле Салтыкову-Щедрину, и не проигрывал ему — в этом не было никакого смысла. Зато один только министр финансов Абаза проиграл Некрасову в общей сложности более миллиона франков. Весьма крупную сумму проиграл Некрасову генерал-адъютант Адлерберг, министр Императорского Двора и личный друг Александра II.Говорят, что Салтыков-Щедрин шутливо сетовал: «Отчего это он мне никогда подобного не предложит? Я бы согласился».
Значительную часть выигрышей Некрасов тратил на поддержку своих друзей, сотрудников и на благотворительность. Так, он фактически содержал братьев Добролюбовых и семью Чернышевского, в Карабихе открыл школу для крестьянских детей. В редакции «Современника» стояло большое зеркало с ящичками, набитыми наличностью. Деньги оттуда мог взять любой из вхожих в редакцию людей, если находился в стесненных обстоятельствах. Милостыня Некрасова никогда не была скупа.
Богатство изменило образ жизни поэта. Во второй половине 50-х годов "...произошло почти сказочное превращение в наружной обстановке и жизни Некрасова. (...) у подъезда его квартиры по вечерам стояли блестящие экипажи очень важных особ; его ужинами восхищались богачи-гастрономы; сам Некрасов бросал тысячи на свои прихоти, выписывал из Англии ружья и охотничьих собак (...)«99. В 1854 году Некрасов стал членом петербургского Английского клуба, являющегося средоточием столичной знати.
Биографов ставит в тупик как невероятная удачливость Некрасова в игре (расчёт? знание человеческой природы? шулерство?), так и странное противоречие между между обличительно-революционным характером поэзии Некрасова и его роскошным образом жизни.
По словам Луначарского, поэт и сам страдал от этого противоречия:
«Революционер, выросший в Некрасове (...), жестоко осуждал в нём буржуазные черты его натуры, а выросший (...) буржуа со всеми его порочными наклоностями крепко сопротивлялся, не желал уступать (...). Не надо думать, что этот конфликт был поверхностен; напротив, он был чрезвычайно мучителен для Некрасова. Собственный образ жизни казался ему преступным, позорным, но разорвать его золоченые цепи, им самим созданные, он не мог»
Впрочем, львиная часть состояния Николая Алексеевича досталась докторам, которые лечили его в последние годы жизни.
Иван Крамской. Н. А. Некрасов в период «Последних песен»
Как известно, везет либо в карты, либо в любви. Любовь у Некрасова была, собственно, одна — Авдотья Панаева, роковая женщина, истерзавшая его сердце. Они прожили вместе пятнадцать лет, отмеченными страданиями, сценами ревности и скандалов.
Незадолго до смерти Некрасов сошелся с 19-летней Феклой Анисимовной Викторовой, которую он почему-то называл Зинаидой, и даже обвенчался с ней.
Она и закрыла ему глаза 27 декабря 1877 года.
Из: «Богатый был барин», «Клятва Некрасова» — авторский сайт Сергея Цветкова, Луначарский А. В. Собр. соч. в 8 т., т. 1, М., 1963, с. 225.
