Автор: Алекс Палмер, 29 марта 2016 года
Оригинал статьи: The New York Times Magazing
Шу Сян был легендой на бурно растущем фондовом рынке страны, но однажды созданный им пузырь лопнул, потянув за собой и миллиардера.
В 10:33 утра, в воскресенье, 1 ноября прошлого года дорожная полиция Нинбо – промышленного города на восточном побережье Китая – разместила в официальном микроблоге с виду ничем не примечательное сообщение. «Из-за незапланированных работ, – гласил текст сообщения, – все въезды и выезды со скоростного шоссе G15 на мосту через залив Ханчжоувань закрыты».
В тот выходной Шу Сян – один из богатейших людей Китая, приезжал с визитом в свой родной город Нинбо, чтобы присутствовать на 100-м дне рождения бабушки. Основатель компании Zexi Investment – одного из самых успешных хедж-фондов Китая – раз за разом добивался поистине фантастической прибыли: самый посредственный из его фондов вырос почти на 800 процентов за пять лет.
А еще он пережил бесчисленные коррупционные расследования, падения на рынке, чистки и прочие ужасы. Но даже став легендарной личностью, Шу оставался чрезвычайно скрытным. Он сделал состояние, торгуя знаниями и информацией, которой больше ни у кого не было, слухами, которых больше никто не знал – идеальная стратегия в Китае, где информацию строго контролируют и неохотно разглашают. Почти все источники, к которым я обращался для написания этой статьи, говорили со мной исключительно на условиях анонимности, опасаясь навлечь на себя правительственные репрессии или навредить своему бизнесу. Даже став существенно богаче и влиятельнее, Шу держал все подробности своей личной жизни и торговых стратегий под семью замками.
Казалось, что это равновесие будет неизбежно нарушено 12 июня, когда китайский фондовый рынок начал резкое падение. За три недели рынок потерял треть своей стоимости. Отрицательная динамика продолжалась в течение всего лета, а пики падения пришлись на 27 июля и 24 августа. Во время второго пика, который газета The People’s Daily назвала Черным понедельником, индекс Shanghai Composite упал на 8,5 процента, что стало самым значительным однодневным падением за последние восемь лет. За два с половиной месяца с рынка ушли $5 триллионов. Отголоски ощущались во всем мире. В Черный понедельник промышленный индекс Доу Джонса снизился более чем на 1000 пунктов сразу после открытия, а лондонский FTSE 100 потерял $116 миллиардов. Но Шу каким-то образом умудрился пережить это свободное падение без потерь.
Несмотря на богатство Шу, праздник в Нинбо прошел скромно. Семья миллиардера разделяла его склонность к анонимности. Его жена предпочитала метро автомобилю с водителем, а бабушка продолжала жить в том же районе для среднего класса, где вырос Шу. Но праздничное мероприятие в то воскресенье было прервано незадолго до 10:30, когда Шу получил сообщение с предупреждением: власти собираются его арестовать. Шу немедленно покинул праздник и направился по шоссе G15 в сторону Шанхая. По дороге он проезжал мимо кварталов серых приземистых многоквартирных домов с закопченными смогом стенами, неопрятных дворов и зарешеченных окон. Он пересек реку Фэнхуа, которая делит Нинбо на две половины, свернул на дорогу вдоль Ханчжоувань, направляясь к мосту. Но Шу ничего не знал о полицейской блокаде. Когда он подъехал к мосту, полицейские вывели его из машины и отвели к краю шоссе, в отделение патрульной службы.
Принимая во внимание атмосферу секретности и интриги, которая долго окружала Шу, момент его падения выглядел поразительно прозаично. В тот вечер его фотография появилась в интернете. На ней он одет в белое пальто от Armani, серую рубашку с воротником на пуговицах и очки без оправы. Он гладко выбрит, у него пухлые щеки и копна непослушных черных волос на голове. Человек за кадром аккуратно отодвигает рукав пальто, демонстрируя надетые наручники. Шу смотрит прямо в объектив, выглядит он то ли безразличным, то ли сбитым с толку. Возможно, он удивлен или расстроен, но на его лице нет и следа этих эмоций. Это единственная известная фотография человека, который до того дня был королем китайского фондового рынка.
***
История Шу Сяна начинается тогда, когда начинается история самого китайского фондового рынка. Шу вырос в тихом небогатом квартале Нинбо с захудалыми магазинами и социальным жильем. Он учился в старших классах школы в 1990 году, когда открылась первая китайская фондовая биржа в расположенном неподалеку Шанхае. Рыночная лихорадка быстро захватила Нинбо, который долгое время был коммерческим центром с развитой бизнес-культурой. Ценные бумаги пришлись здесь ко двору и в городе открылось несколько центров биржевой торговли. Шу начал торговать еще во время учебы.
Он был абсолютным самоучкой, ведь его родители – заводской рабочий на пенсии и домохозяйка – ничего не знали об инвестициях. «Я изучал фондовый рынок, читая книги, посещая лекции и разбирая зарубежные техники инвестирования», – позже рассказывал Шу в одном из немногих своих интервью, которое он дал китайской новостной службе Caixin.
После окончания школы он не стал сдавать печально известный в Китае экзамен для поступления в колледж. Вместо этого он занял 30 000 юаней (примерно $5000) у родителей, чтобы посвятить все свое время торговле. Позже он будет говорить, что родился по-настоящему лишь в 1993 году – когда впервые начал торговать на бирже.
В то время миллионы китайцев открывали счета на бирже с большим энтузиазмом, который со временем будет только расти. После открытия Шанхая и запуска второй биржи в Шэньчжэне капитализация рынка выросла с $61 миллиарда в 1993 году до $10 триллионов к лету 2015. В отличие Соединенных штатов, где на рынке доминируют институциональные инвесторы, в Китае около 85% всех сделок совершают 200 миллионов «домашних» инвесторов. По данным Центра прикладных исследований корпорации State Street 81 процент этих игроков совершают хотя бы одну сделку в месяц.
Менее опытные частные инвесторы легко подвержены влиянию слухов и совершают сделки без глубокого понимания основных законов рынка, что делает их легкой добычей для тех, кто действует более методично и продуманно. «На рынке этих небольших частных инвесторов называют “chives” (англ. “лук-резанец”– прим .перев.), – говорит Хонг Ян, профессор финансов в Shanghai Advanced Institute of Finance. – Их постоянно “срезают”, но они каждый раз возвращаются, подобно мелкой траве».
Свои первые шаги Шу делал в торговом зале Galaxy Securities на South Liberation Road в Нинбо. Котировки акций были написаны мелом на досках, а произвольные изменения в правилах выпуска ценных бумаг и корпоративной отчетности постоянно сотрясали и так непредсказуемый рынок. В 1992 году Шанхайский индекс вырос на 167 процентов, а затем упал почти на 75 процентов в период с апреля 1993 года по июль 1994. Тот факт, что China Galaxy Securities было государственным предприятием, спасал мало – пока Шу оттачивал свое мастерство, другие трейдеры зарабатывали и теряли свои состояния почти ежедневно.
В декабре, пасмурным утром понедельника я побывал в Galaxy. Само здание мало изменилось с того времени, когда туда впервые ступила нога Шу. Этот восьмиэтажный дом находится рядом со светящейся синей вывеской аптеки и выглядит так, как будто вот-вот развалится. Широкая бетонная лестница, усеянная сигаретными окурками и шелухой от семечек, ведет в главный торговый зал на втором этаже, который в 9 утра был полон помятых инвесторов. Прямо напротив табло с котировками, которое висит над небольшой золотой статуей быка, – красный плакат, призывающий «воздерживаться от незаконных операций с ценными бумагами».
Суматоха, царившая на китайском рынке акций на заре его существования, впоследствии сформировала фирменный стиль работы Шу: покупай быстро, продавай быстро и всегда играй по-крупному. Это была обычная тактика дневной торговли, возведенная в крайнюю степень в условиях дикого рынка, куда поступала лишь скудная, недостоверная или недостаточная информация. Шу прославился так быстро, что уже 1995 году, когда ему было 19, ходили слухи, что он стал предметом спора двух влиятельных шанхайских гангстеров. Увидев большой потенциал рынка и выдающиеся доходы молодого трейдера, оба они захотели сделать Шу своим персональным инвестором. Сразу несколько источников сообщили мне, что в итоге спор был разрешен лидером одной из известных китайских триад, и этот случай якобы лег в основу серии фильмов про гонконгских гангстеров и гениев фондового рынка.
По мере роста славы Шу, росла и сеть его единомышленников. К концу 90-х он стал неофициальным руководителем группы, получившей широкую известность как «карательный отряд из Нинбо».
Отряд получил такую репутацию из-за манипуляций с дешевыми, относительно малоизвестными бумагами, котировки которых по китайским законам не могут расти или падать более чем на 10 процентов в день. Чтобы обойти систему, группа разработала стратегию: ни с того, ни с сего они размещали гигантский заказ на выбранные акции. Другие трейдеры, видя внезапное повышение цены, тоже начинали покупать, взвинчивая цену акций до 10-процентного лимита. Стоило котировкам достигнуть предельного роста в первый день, как процесс становился необратимым. Нетерпеливые трейдеры бежали покупать акции сразу после открытия рынка на следующий день, из-за чего повышение цены снова достигало 10-процентного барьера. Восходящий тренд рекламировал сам себя, обеспечивая легкие доходы.
Через несколько дней группа продавала акции, и котировки резко падали вниз по мере того, как другие трейдеры избавлялись от бумаг. Такая тактика чем-то похожа на современные схемы с «грошовыми акциями» на американском рынке, но с гораздо более высокими ставками и в условиях правового регулирования, характерного для первых лет работы фондового рынка США. Один из китайских дневных трейдеров, с которым я говорил, с благоговением отзывался об американском финансовом аналитике рубежа 19-20 веков Джесси Ливерморе, который сделал и потерял несколько многомиллионных состояний перед тем, как убил себя в 1940 году в возрасте 63 лет.
Группа Шу становилась все известнее, и другие трейдеры начали отслеживать заявки на покупку, поступающие из торгового зала Galaxy. В итоге любая выбранная ими ценная бумага гарантированно привлекала к себе внимание с последующей волной покупок. Прибыль была практически неизбежной.
Несмотря на склонность Шу к анонимности – он избегал дорогих покупок, в то время как другие члены его команды вызывали подозрения, паркуя дорогие спорткары прямо перед торговым залом – группа быстро стала легендарной. Вышла серия книг, написанных двумя самопровозглашенными «мастерами из Нинбо», проходили выездные семинары, обещавшие научить легионы инвесторов-новичков секретам «карательного отряда из Нинбо». Отряды-подражатели стали появляться в других городах Китая.
Но у популярности были не только положительные стороны. После опубликованной в The China Securities Journal в 2003 году статьи китайская Комиссия по регулированию рынка ценных бумаг назначила специального уполномоченного для изучения процесса торговли в Galaxy Securities и пяти других торговых залах Нинбо. В ходе работы уполномоченный вызвал нескольких известных трейдеров локального масштаба для «неофициальной беседы». После этого отряд пропал с рынка, но лишь для того, чтобы вернуться неделю спустя, когда уполномоченный сделал публичное заявление, в котором сказал, что не нашёл никаких нарушений. Какими бы ни были методы работы трейдеров, они зарабатывали миллионы, а Нинбо, как и вся экономика Китая, процветал.
К 2005 году Шу перерос свой родной город. Ему нужно было быть ближе к власти и деньгам, чем это мог обеспечить Нинбо. Он всегда оказывался в нужное время в нужном месте, и в Шанхай он приехал со своими сотнями миллионов юаней как раз тогда, когда в стране набирали популярность хедж-фонды. Этот финансовый инструмент в той или иной форме существовал ещё в 90-е годы, но тогда объёмы торговли были небольшими, так как китайская экономика ещё только развивалась, к тому же отсутствовал опыт таких операций и правовое регулирование. Существовавшие тогда фонды работали в тени, без какого-либо регулирования со стороны государства. «Кто мог управлять хедж-фондами? – говорит бывший сотрудник китайского надзорного ведомства. – В то время этот вопрос оставался открытым».
Только в 2005 году поправки в китайский закон о ценных бумагах сделали возможной легальную работу хедж-фондов. Те организации, которые решили работать в открытую в рамках новой правовой системы, стали называть «открытыми фондами» в противовес тем фондам, которые не разглашали имена своих участников. В тот момент состоятельные китайцы, разбогатевший за счёт национального экономического бума, неожиданно осознали, что у них есть миллиарды юаней, которые можно инвестировать.
«Это был "идеальный шторм", – говорит Жанг Хаухау, директор по стратегии KPMG в Гонконге. – Люди начали более внимательно и серьезно изучать законы, чтобы найти относительно легальный способ заработать на этом. Рынок на подъеме, а у вас как раз есть команда высококлассных специалистов».Это был шанс для Шу «построить в Китае качественный хедж-фонд – самый крупный и успешный». 7 декабря 2009 года Шу основал Zexi Investments с капиталом в 30 миллионов юаней, что чуть меньше $4,5 миллионов. Название компании составлено из частей имён двоих людей, которыми восхищался Шу: «Ze» от основателя КНР Мао Цзедуна (Mao Zedong) и «xi» от императора Канси (Kangxi) – императора, который правил Китаем дольше всех. В марте 2010 года Шу открыл первый фонд Zexi с капиталом в один миллиард юаней. Технически это был открытый фонд, но в виду того, что в нем участвовали меньше 200 инвесторов, он не был обязан разглашать имена своих клиентов. Шу был одержимым и неутомимым боссом. Его друзья говорят, что у него не было хобби или интересов вне фондового рынка. Он приезжал в фешенебельный шанхайский офис Zexi в 8.45 и часто оставался там до 2 ночи. Сидя в кресле на задворках торгового зала компании, он лично управлял инвестициями Zexi, даже тогда, когда её активы уже достигли 30 миллиардов юаней. Он всегда был чрезвычайно скрытным. Аналитики компании не знали, последовал ли он их рекомендациям, до момента объявления оценок эффективности сотрудников в конце каждого года. «Шу Сян всегда торгует, – сказал его старый друг. – А если он не торгует, то думает о торговле».
На встречах Шу не отрывался от двух смартфонов, на одном из которых отображались рыночные котировки, а на втором – новости экономического развития. Он предпочитал, чтобы говорили другие, а если его о чем-то спрашивали, ответы были краткими и небрежными. Менеджер одного западного фонда отмечал, что это выглядело так, как будто ему «скучно отвечать на вопросы, и он предпочел бы вернуться к торговле». Одевался он неформально, иногда носил спортивные костюмы.
Как и во времена работы в Нинбо, Шу регулярно вкладывал миллиарды долларов, делая большие и рискованные ставки, всегда выбирая идеальный момент для этого. Он сосредоточился на покупке акций, которые были либо незначительными и относительно малоизвестными, либо стремились к минимальной ценовой отметке, а затем выходил из них, как только получал прибыль. Такая стратегия была частично обусловлена особенностями китайского рынка. Распространенная в американских хедж-фондах практика продажи акций без обеспечения для защиты от падений на рынке (или, другими словами, хеджирование) в Китае запрещена, и регуляторы подозрительно смотрят на такого рода активность. Вместо этого менеджеры фондов практически всецело полагаются на своевременную покупку и продажу ценных бумаг.
Достигнутые Шу результаты были невероятными в прямом смысле этого слова. В период с марта 2010 года по октябрь 2015 фонд Zexi №1 получил доход более 3 270 процентов, несмотря на то, что индекс шанхайской фондовой биржи вырос лишь на 11,6%. Другие фонды компании продемонстрировали не менее удивительные результаты.
К 2015 году Шу контролировал не менее 28 миллиардов юаней – больше, чем кто-либо из менеджеров китайских хедж-фондов. Восхищенная публика, вдохновленная его историей становления из низов, называла его «китайским Карлом Айканом», «легендарным Шу» и «братом хедж-фондов №1». В течение всей карьеры Шу его небывалый успех порождал множество слухов и спекуляций: о доступе к инсайдерской информации, о сверхъестественных способностях выбирать правильный момент для сделки и возможных связях его богатых (и абсолютно анонимных) клиентов в правительстве. Согласно самому расхожему предположению Шу инвестировал по поручению богатых и коррумпированных шанхайских «князьков» – потомков видных деятелей Коммунистической партии во втором поколении. Эти князьки якобы снабжали Шу инсайдерской информацией и защищали его от преследования со стороны закона. В обмен на это он управлял их богатствами в форме частных фондов, которые были сформированы под их нужды, скрывая как размеры инвестиций, так и личности инвесторов. Эти слухи были настолько достоверными, насколько и непроверяемыми.
В элегантном прибрежном кафе в Нинбо я встретился с молодым финансовым брокером, который рассказал мне о сети политических связей, которые обогатили, но в конечном итоге погубили Шу.
«Шу был подставным лицом, – говорил трейдер, пока мимо нас дефилировали молодые модницы с сумками от Gucci и часами Cartier. – В Шанхае много “красных капиталистов”, это дети лидеров и важных чиновников. Они вложили много денег в его частный фонд, чтобы использовать его как личный банковский счет».
По словам молодого финансиста, все операции Шу были лишь прикрытием для этого простой схемы. «У Шу было семь продуктов, – сказал трейдер. – Самые успешные из них – для красных капиталистов. Остальные – это “крысиные фонды”», то есть пустышки, использовавшиеся для повышения котировок и обогащения клиентов Шу. Почти все эксперты, с кем я говорил, повторяли одну и ту же версию одного и того же слуха: Шу был не столько финансовым гением, сколько марионеткой в руках могущественных сил. Чаще всего такое объяснение следовало в качестве ответа на вопрос, который уже несколько месяцев не дает покоя обозревателям китайской финансовой сферы: «Почему Шу не остановился раньше?». Слухи о его нелегальных методах не были секретом ни для кого, он уже создал самый успешный хедж-фонд Китая, в процессе заработав миллиарды долларов и лично для себя. Зачем продолжать, рискуя нарваться на проблемы?
«Это связано со сговором инвесторов, – поведал мне бывший аналитик хедж-фонда. – Люди, которые дают ему управлять своими деньгами, не хотели бы видеть, как фонд рушится». Дальнейшие спекуляции, как правило, всегда касались вопроса, начинал ли Шу как добровольный партнер, или же его принуждали к этому с самого начала. «Если к вам приходит кто-то с большим политическим влиянием и хорошими связями с предложением управлять его или ее деньгами, – продолжает аналитик, – не так-то просто ответить “нет”, ведь правда?»
Если Шу действительно был связан с фигурами из теневой политической элиты страны, то его тщательно охраняемая анонимность была более чем оправдана. В стране, где экономический контроль неотделим от контроля политического, где самые яркие падают первыми, оставаться незаметным значит иметь шанс выжить. Даже действительная стоимость его активов остается тайной. В 2015 году институт Hurun поместил его на 188 место в списке самых богатых людей Китая с состоянием в $2,2 миллиарда. Но эта цифра необязательно включает в себя все, что Шу заработал, управляя фондами в частном порядке, деньги под контролем членов его семьи и активы, припрятанные за пределами компании Zexi. Истинный размер богатства Шу был и остается неизвестным. По мере роста и развития Zexi, фонд начал использовать в работе на рынке более замысловатые каналы. Простая покупка и продажа акций больше не могли обеспечить столь стремительный рост империи. Шу нуждался в новой бизнес-модели.
В конце 2010 года он начал работать через сеть фиктивных компаний и аффилированных инвестиционных фондов с почти одинаковыми названиями, покупая доли в собственности компаний. Он играл роль активного инвестора, вводя в советы директоров своих людей, которые затем проводили выгодную для инвестора политику – в частности, выплачивали дивиденды.
В период с 2010 по 2014 год Zexi инвестировала в 45 компаний, которые выплачивали дивиденды – это больше, чем средний китайский хедж-фонд инвестировал всего, без учета дивидендов, за тот же период. «Эта стратегия была довольно уникальной, – сказал мне работающий в Китае менеджер западного фонда. – Отчасти из-за того, что лишь немногие менеджеры способны на такое». Но у Шу были возможности и связи. Казалось, финансовые показатели и ресурсы компании вообще не волновали его. Если ему удавалось найти несколько выигрышных акций, он использовал свою тактику, чтобы получить от них огромную прибыль. Zexi пускала выплаченные дивиденды на покупку дополнительных акций компании, которые затем можно было продать, когда котировки вырастут, получив миллионные прибыли.
Для претворения в жизнь этой схемы Шу использовал сеть доверенных подставных лиц. В числе его важнейших агентов были родители. Будучи директорами Zexi и держателями контрольных пакетов акций ряда связанных с ней компаний, мать и отец Шу помогали делать миллиардные инвестиции от имени своего сына. Кроме того, они управляли множеством компаний из тех, что составляли секретную империю Шу. Через аффилированный с Zexi фонд отец Шу владел большой долей Ningbo Zhongbai – универсального магазина в родном городе Шу. Другие корпорации, такие как убыточная сеть магазинов одежды Shanghai Metersbonwe Fashion & Accessories, управлялись друзьями и единомышленниками.
Прошлогоднее падение на рынке ценных бумаг пришлось на пик успеха и известности Шу. Власти отреагировали на кризис стремительно и жестко. Крупным акционерам запретили продавать акции из списка, IPO были приостановлены, а государственным учреждениям приказали сохранять свои позиции или покупать акции. Кроме того, правительство мобилизовало «национальную команду» брокеров и инвесторов, предоставив им поддержку в размере трех триллионов юаней из государственного капитала, чтобы они покупали акции и поднимали цены. А пока весь остальной рынок рушился, Шу продолжал процветать. С начала 2015 года один из фондов Zexi вырос на 357 процентов, заняв первое место среди 1 649 китайских фондов. Другой вырос на 187 процентов. Каждый из пяти зарегистрированных на бирже фондов продемонстрировал рост не менее 20 процентов в течение трех недель падения рынка в середине июня.
Как писала The South China Morning Post, Шу сопутствовала все та же невероятная удача и сверхъестественное чутье. Не менее трех акций, занимающих значительную часть портфеля Zexi, были куплены «национальной командой». Что еще удивительнее, все управляемые Шу фонды выходили из акций всегда в нужный момент, когда котировки ненадолго отскакивали в конце лета, перед тем как снова устремиться вниз. К концу августа годовой доход его фонда превышал 200 процентов.
Но как только рынок сжался окончательно, Шу превратился в мишень. В сентябре пост из социальной сети, обвиняющий Zexi в коррупции и инсайдерской торговле, стал вирусным в китайском интернете. В анонимном сообщении говорилось, что Zexi вступила в сговор с Citic Securities – влиятельной государственной инвестиционной компанией – чтобы подтолкнуть покупателей в сторону Shanghai Metersbonwe Fashion & Accessories, котировки акций которой росли во время жесточайшего рыночного кризиса. Zexi отрицала, что Шу сотрудничал с Citic, чтобы манипулировать ценами на Metersbonwe, но осенние аресты некоторых менеджеров Citic только способствовали спекуляциям на эту тему.
В том же посте говорилось о возможном мотиве для аферы. Это якобы началось, когда один из шанхайских князьков, держатель акций Metersbonwe, пожаловался Шу на низкие котировки акций в ходе летнего падения. Шу попросил Citic Securities об услуге и спустя несколько недель «национальная команда» купила 15 процентов всех находившихся в обращении акций компании, взвинтив котировки до небес. Комиссия по ценным бумагам Китая обратила внимание на этот инцидент и начала расследование. Почти сразу после этого правительство запретило Шу выезжать за пределы страны.
Спустя девять дней, Шу спешно покидал день рождения бабушки, пытаясь попасть в Шанхай. Такое совпадение не случайно. Специальная группа, организованная Центральной дисциплинарной комиссией, вот-вот должна была начать тотальную проверку деятельности Комиссии по ценным бумагам и ее руководства. Арест Шу, особенно публичный, запечатленный на фотографиях, был демонстрацией силы и полномочий со стороны правительства на фоне плохих экономических новостей прошлого лета. «В Китае, – рассказал мне один менеджер фонда, – возможность искать компромисс и торговаться кроется в порядке применения законодательства, а не в его формулировке. Правительство использует этот случай, чтобы показать, что отныне они будут добиваться исполнения законов».
Похоже, что Шу чувствовал приближение конца. За год до ареста, в ноябре 2014 года, он переехал в Пекин и открыл офис меньше, чем в полумиле от штаб-квартиры Комиссии по ценным бумагам. По словам коллег, переезд был началом занявших целый год попыток Шу использовать свои связи и деньги, чтобы избежать расплаты.
Но, несмотря на свои миллиарды, Шу оставался обычным человеком из бедной семьи. Сами по себе злоупотребления Шу на рынке были достаточным основанием, чтобы предвидеть его падение. Тот факт, что он якобы находился под протекцией коррумпированных чиновников, попавших под удар антикоррупционной кампании, означает, что спасения не было. Шу Сян остается в заключении в засекреченном месте в Пекине. Спустя месяцы после ареста, китайское правительство подтвердило лишь то, что его задержали за инсайдерскую торговлю и биржевые махинации. Ничего не было сказано о суде, не было ни записи признания, ни официальных обвинений, ни обнародованных доказательств нарушений. В его отсутствие Zexi рухнула. Шу был сутью Zexi, без него чудеса перестали происходить.
Спустя месяцы после кризиса, китайское правительство обратило самый пристальный взор на незаконные операции на финансовых рынках. «Существует много, много, много, много, много других менеджеров, которых можно было бы арестовать по тем же основаниям», – сказал мне менеджер западного фонда. Шу оказался идеальной мишенью не из-за своих злоупотреблений, а из-за того, что был ключом к более крупной добыче – возможно, банде шанхайских князьков.
«Если вы собираетесь сломать кого-то, сначала вы уберете всех людей из его окружения, всех, кто его поддерживает, – продолжил менеджер фонда. – Так вы затянете петлю на его шее».
По информации агентства Bloomberg News, с начала 2015 года по сентябрь 34 компании из числа зарегистрированных на китайских биржах, сообщили о пропаже своих менеджеров или проведении в их отношении расследования. В конце ноября китайское новостное агентство Синьхуа выделило не менее 16 ключевых фигур финансовой сферы, непосредственно связанных с зачисткой на рынке, которые были либо арестованы, либо находились под следствием, либо сотрудничали с властями. В начале января в список попал и председатель совета директоров Metersbonwe, который без каких-либо объяснений исчез более чем на неделю.
«Уровень коррумпированности гораздо выше, чем ты можешь себе представить», – сказал мне видный менеджер хедж-фонда из Пекина за кофе спустя несколько недель после ареста Шу.Как и все мои источники, этот менеджер фонда очень сильно нервничал из-за интервью. Ирония этого «закручивания гаек» очевидна: несмотря на то, что именно недостаток прозрачности расшатал рынок, китайское правительство ответило строжайшим ограничением информации. Менеджер фонда настаивал на том, чтобы я не называл его имя, опасаясь занесения в черный список или ареста. По его словам, повсеместные нарушения поставили под удар всех и каждого. «Никто не знает, кто будет следующим. Если они захотят подловить вас, они это сделают».
Описывающий происходящее с менеджерами термин шилиан – «утраченный контакт» – превратился в эвфемизм для задержания людей Коммунистической партией на неопределенный срок для допроса или ареста. Кампания отчасти стала реакцией на распространившуюся в Китае эпидемию ненависти: народ, партия и правительство – все жаждали обвинить кого-то в потере лица и денег. Шу превратился в воплощение повсеместной коррупции.
«Будет еще много новых уловок, – говорит бывший чиновник надзорного органа. – Но они никогда не будут такими дерзкими, как [придуманные Шу]».
Будущие китайские магнаты в условиях нынешнего ужесточения рискуют не только капиталами на рынке – ставки гораздо выше. Во время нашей беседы с менеджером фонда из Пекина, которая проходила в университетском кампусе, к нам приблизился молодой человек, чтобы рассмотреть картины на стене рядом. Менеджер понизил голос и заерзал, краем глаза наблюдая за потенциальным подслушивающим. Когда молодой человек прошел, менеджер снова повернулся ко мне. «В Китае, – сказал он, – проигравший не спит ночью».
Перевод статьи отсюда: The Idealist
