Помню — в годы той эпохи
он не раз мне признавался,
что приятны даже блохи, –
если блохи от нее.
Полюбив четыре пуда
нежно–девичьего мяса,
он твердил мне: «Это чудо!»
Я терялся и молчал.
В день прекрасный, в день весенний,
в день, когда скоты, как люди,
он принес ей пук сирени
и признание в любви.
Без малейшего кокетства
чудо просто возразило:
«Петр Ильич! На ваши средства
мы вдвоем не проживем…»
И, воздержанный, как кролик,
с этих пор Ромео бледный
начал пить, как алкоголик,
утром, днем и по ночам.
Чудо в радостном волненье
мне сказало: «Как я кстати
отклонила предложенье!
Пьющий муж — страшней чумы»...
Вот и все. Мой друг опился,
трафаретно слег в больницу
и пред смертью все молился:
«Чудо, чудо!» Я молчал.
<1911>
