14 апреля 1901 года Прагу облетела сенсационная весть: Антонин Дворжак и Эмиль Фрида (Ярослав Врхлицкий) назначены бессменными членами Верхней палаты австрийского парламента.
Опытные политики понимали, что Габсбурги сделали это лишь для того, чтобы продемонстрировать чехам свою добрую волю, показать, как высоко они ценят чешскую культуру и ее деятелей. На протяжении трех столетий «Габсбургской ночи» уже не раз бывало так, что вместо удовлетворения серьезных требований народа о предоставлении свободы и независимости, австрийские власти старались небольшими знаками внимания и мелкими уступками притушить возникавшее брожение, чтобы все было спокойно и не расшатывались устои империи. Всем хорошо было известно, что Дворжак принимал в общественной жизни весьма незначительное участие, и потому ожидать чего-нибудь существенного от его деятельности в парламенте, конечно, не приходилось.
Дворжак и сам был смущен оказанной ему честью, особенно когда ему сказали, что он первый музыкант, который войдет в так называемую Палату господ. Но делать было нечего. 14 мая Дворжаку и Врхлицкому надлежало прибыть ко двору, чтобы принести присягу и принять участие в первом заседании. Дворжак с женой поехали в Вену. Дворжак был взволнован, нервничал и от этого больше, чем обычно, казался странным. Проезжая красивую местность с прудами, Врхлицкий обратил внимание на тучи комаров, висевшие в воздухе. Дворжак будто не слышал слов Врхлицкого, ничего не ответил и сосредоточенно молчал. А уже в Вене, направляясь в дом Йозефа Главка, где им предложили остановиться, он вдруг совсем не к месту произнес: «Это они из этой воды!»
14 мая был не легкий день для Дворжака.
Чувство законной гордости, любопытство, чувство, похожее на страх перед тем неведомым, что ждало его за закрытой дверью зала заседаний, огорчение оттого, что в холле пришлось расстаться с женой, — все перемешалось в его душе, когда он с Врхлицким очутились в здании парламента. Какой-то голос шептал ему: брось все, уйди. Что тебе здесь делать? Но Дворжак взял себя в руки, привычным, легким движением провел рукой по топорщившимся усам и шагнул за порог. Оба они с Врхлицким были одеты во фраки. Белизной сверкали перчатки на руках. А на шее у каждого, на красной шелковой ленте, висела почетная награда — большая золотая медаль «За литературу и искусство».
После обычных формальностей, новых членов представили двум президентам Палаты (одним из них был князь Виндишгрец) и лидерам четырех группировок. Дворжак покорно позволял вести себя то в одну сторону, то в другую, судорожно ухватившись за руку графа Франтишка Туна, и не проявлял никаких эмоций. Затем Дворжака подвели к его месту на последней скамье правого крыла. Пока не зазвонил колокольчик, возвещавший начало заседания, Дворжака не оставляли одного. К нему подходили графы, бароны, князья, объяснялись в любви, заверяли, что принадлежат к числу поклонников его музы, выражали удовольствие по поводу того, что видят его в своей среде. Вокруг Врхлицкого также теснились аристократы. Появление в Верхней палате парламента двух чешских бородачей, не имевших ни знатной родословной, ни чинов; ни богатства, было настоящим событием в среде людей, упорно отстаивавших исключительность своих наследственных прав. Все пришли в возбуждение, и не таясь, не пряча иронических улыбок, говорили о том, что им интересно будет послушать, как музыкант и поэт станут обсуждать проекты законов.
Конечно, в тот день ни Дворжак, ни Врхлицкий участия в дебатах не принимали. А когда нужно было голосовать, оба по-чешски сказали «согласен».
Готовясь покинуть зал заседаний, Дворжак сгреб все лежавшие в ящичке его стола отлично очиненные карандаши и, зажав их в руке, с невозмутимым видом под стрелами любопытствующих взглядов пошел к выходу.
— Ими хорошо будет писать на нотной бумаге, — сказал он дожидавшейся его жене, вручая ей карандаши как букет цветов.
На этом закончилось участие Дворжака в работе австрийского парламента. Никакие уговоры не могли заставить его появиться там еще раз.
Из книги З.К. Гулинской «Антонин Дворжак»
