Когда известный телеведущий-путешественник Михаил Кожухов ухитрился побывать в Северной Корее со съёмочной группой и снять там фильм «Корейское счастье», ни один российский телеканал не согласился показать этот фильм. Дело в том, что Михаил такой человек, что он даже про Северную Корею снял совершенно позитивное и весёлое кино, а это совершенно не вписывается в негативный образ этой страны. Аргумент каналов был: «А почему они у тебя такие милые?»
«Я пробивал поездку в Северную Корею три года — через МИД, коммунистов, разве что только не через чёрта лысого. И это удалось — незадолго до смерти Ким Чен Ира. Не исключено, он и принимал решение. «Как вам разрешили?!», — выбежал к нам с выпученными глазами начальник охраны Мавзолея.
Мы, похоже, — первые иностранцы, которым северокорейские братья по разуму разрешили снимать за последние лет двадцать. Не бесплатно, конечно, но в Пхеньяне теперь берут деньги даже за стоянку самолета МЧС, который привозит туда грузы.
Из Пхеньяна я писал что-то вроде «Писем издалека» — конечно же, не таких умных, как у В.И., но из них становится понятно, что бросалось в глаза. Ну, и там есть кое-какие подробности, которые не вошли в фильм.
День 1-й.
Мобильный телефон у меня отобрали на границе. Его поместили в тряпочный мешочек с номером 34-2, затянули горловину веревочкой и обещали вернуть на обратном пути. Расставаться с телефоном было тревожно, мы успели привыкнуть друг к другу за долгие годы, но разлука с мобильным другом ждет в Северной Корее каждого. Здесь есть сотовая связь, но она не стыкуется с любой другой, и по ней нельзя набрать, к примеру, телефон посольства, не говоря уже о кодах международного доступа. Про интернет говорить? Ладно, не буду тратить ваше время, вернемся на таможню. Душа ушла в пятки, когда зоркий глаз стража границы разглядел на моем «никоне» надпись «GPS», о которой я даже не подозревал. Получить первым за несколько десятилетий разрешение на съемки в Северной Корее, но остаться без снимков?! Жалостное выражение лица и помощь встречающих сделали свое дело: погрозив пальцем, таможенник вернул фотоаппарат. И мечта идиота, которая не давала покоя все последние годы, сбылась. Через несколько часов, стоя на одной из площадей Пхеньяна, я сказал в камеру: «Я в Северной Корее, здравствуйте!»
Очень чисто, очень пустынно, очень организованно. По ощущению — начало 70-х у нас: вместо рекламы солдаты, рабочие и колхозники, призывающие построить коммунизм. Машин очень мало, но среди милых глазу «уазиков» и «зилов» то и дело мелькают неопознанные корейско-китайские устройства. Сплошным строем бредут вдоль дороги люди в черных или зеленых френчах. Никакой уличной торговли нет, впрочем, и не уличной тоже, и вообще: где они здесь берут еду и одежду?! Никаких магазинов тоже вроде бы нет... Даже 43-этажная гостиница, одна из двух, куда селят иностранцев, похожа на наш Дворец Съездов: так же мраморно и пустынно. Ее основные обитатели — туристы из Китая, несколько молодых европейцев и много самих корейцев с непременным значком на груди. Заходя в лифт, они опускают глаза. Здороваться с незнакомцами, как и у нас, в здесь не принято. И правильно. А вдруг шпион с GPS?!
В это почти невозможно поверить, но корейцы вообще ничего не знают о том, что происходит за их границами».